Арминий Вамбери английский шпион, создатель идеологии пантюркизма.
Его набожный отец, в молодости умерший от холеры, остался в семейных преданиях книжником, далеким от мирских дел. Дети делили время между азбукой и сбором пиявок, которые считались первым средством при многих болезнях. Но нашлись противники кровопусканий, спрос на пиявки упал, и хрупкое благосостояние семьи Вамбери сменилось нищетой.
Арминий с детства хромал, его лечили зельями и заклинаниями, это не помогло, но Арминий не унывал. Мать, уверенная, что в мальчугане жив дух отцовской учености, в тщеславных мечтах своих видела его доктором. Блестящие способности, особенно к иностранным языкам, помогли Арминию перешагнуть порог школы, открытой монахами. Он учился в монастырской школе и много занимался самообразованием, прежде всего, изучал языки. Его учили из милости, кормили из сострадания, давали кров как слуге и сторожу. Он чистил наставникам сапоги и сочинял любовные письма за неграмотных кухарок, вознаграждавших его миской гуляша.
Арминий Вамбери родился в Венгрии, однако не мог указать точно, когда именно: для еврейской бедноты метрические записи не были обязательны. Вероятнее всего, он появился на свет в 1832 году. (По некоторым данным он родился 19 марта 1832 г. в Шердахели, Венгрия).
В 1851 году Вамбери закончил учение и, зная семь языков, стал домашним учителем. Несколько лет он скитался по небогатым семьям, уча недорослей и продолжая совершенствовать свои знания.
В эти годы он попытал счастья в Вене. На государственную службу его не приняли. Но в Вене он познакомился с великим сербским поэтом и просветителем Вуком Караджичем. В русском посольстве священник Раевский снабдил его книгами. Вамбери прочитал в подлинниках Пушкина и Лермонтова. Востоковед Пургисталь возбудил в нем интерес к изучению восточных языков.
Ученых уже давно волновала загадка происхождения венгров, или, как они себя называли, мадьяров. Откуда явились они на берега Дуная? С какой прародины принесли язык, столь отличающийся от языков их европейских соседей? В венгерском языке можно было найти слова, схожие с теми, которые употребляют тюркоязычные народы. Значит, прародиной венгров была Центральная или Средняя Азия? Барон Этвеш, венгерский лингвист, к которому Вамбери пришел в дырявых башмаках с искусно подвязанными картонными подошвами, сочувственно отнесся к его предложению – отправиться на Восток для выяснения сходства венгерского языка с языками азиатских народов.
Денег, полученных Вамбери, хватило на проезд до Стамбула. Последние монеты забрал лодочник-перевозчик. Вамбери приютили соотечественники – венгерские эмигранты, бежавшие на берега Босфора после подавления революции.
В Турции Вамбери прожил шесть лет. Сначала он был странствующим чтецом. В кофейнях благодарные слушатели приглашали его разделить трапезу. На второй год стамбульской жизни Вамбери часто видели во дворах мечетей, где, сидя у ног учителей-хаджи, он постигал премудрости ислама. Его встречали также на базарах: он вслушивался в говор приехавших издалека торговцев. В Стамбуле он оказался, когда ему было примерно 20 лет. Вскоре он стал учителем модного в то время в Турции французского языка. Прошло еще три года, и Вамбери стал появляться в министерстве иностранных дел и на приемах в посольствах – владея уже тридцатью языками, он мог быть переводчиком решительно всех дипломатов при дворе султана! Приняв ислам, Арминий работал некоторое время секретарем у Мехмеда Фуад-паши, министра иностранных дел Турции. За время своего пребывания в Турции Вамбери изучил ряд восточных языков и диалектов и опубликовал несколько лингвистических работ. Постепенно настоящее его имя забылось и важного господина, имеющего собственную карету, стали называть Рашид-эфенди. И он, вероятно, не преувеличивал, когда много лет спустя говорил, что в турецких делах разбирался не меньше, чем любой эфенди, рожденный в Стамбуле.
Тем временем Венгерская Академия наук заинтересовалась изысканиями Вамбери. Он приехал на родину, и почтенные академики выслушали его дерзкий план. Из скудной академической кассы была отсчитана тысяча монет. Вамбери торжественно вручили охранный лист. Предполагалось, видимо, что палач хивинского хана отбросит в сторону кинжал или веревку с петлей, прочтя каллиграфически написанное по-латыни напыщенное обращение об оказании всяческого содействия подданному прославленного монарха Франца-Иосифа венгру Арминию Вамбери, известному академикам с самой лучшей стороны...
Президент академии был не лишен чувства юмора. Когда один из академических старцев высказал пожелание получить для изучения несколько черепов жителей Средней Азии, президент заметил: "Прежде всего, пожелаем нашему сотруднику привезти в целости собственный череп".
Взяв деньги и подальше упрятав бесполезный охранный лист, Вамбери вернулся в Стамбул. Будущее не пугало его. Сама жизнь хорошо подготовила его к новой роли, закалила характер, научила терпению и лицемерию, научила носить маску святоши и сдерживать желания. И когда пришла решающая минута, Арминий Вамбери, давно известный всему Стамбулу как Рашид-эфенди, легко перевоплотился в странствующего дервиша.
Перед тем как Рашид-эфенди отправился в путешествие со странствующими дервишами, все друзья в Тегеране отговаривали его от этого безумного шага. Они напоминали о риске, подстерегающем путника на дорогах среднеазиатских ханств, граничащих с Россией. Напоминали о замученных и обезглавленных, об отравленных и удушенных, о пропавших без вести. А когда уговоры и предостережения не подействовали, два человека дали страннику талисманы, защищающие от мук и пыток.
Турецкий посол вручил ему паспорт, какой получали лишь немногие. "Тугра", собственноручная подпись турецкого султана, чтимого всюду на Востоке, подтверждала, что хромой дервиш – это действительно подданный его светлости, хаджи Мехмед-Рашид-эфенди. В критические моменты дервиш извлекал паспорт из лохмотьев, и сановник почтительно целовал "тугру".
Другой талисман он получил от посольского врача. Протягивая эфенди маленькие белые шарики, врач сказал: "Когда вы увидите, что уже делаются приготовления к пытке и что не остается никакой надежды на спасение, проглотите это".
В Хиву хаджи Рашид вышел из Тегерана. Но это опасное путешествие не было для него первым. В Тегеран из Стамбула турецкий эфенди, приучая себя к неизбежным будущим невзгодам, также шел с караваном. В пути на караван напали курдские разбойники. Хаджи Рашид покрылся холодным потом, дрожь трясла его: он не родился храбрецом. Но с той минуты стал искать встреч с опасностью, чтобы привыкнуть к ней, побороть в себе врожденное чувство страха.
При переходах по дорогам персидского нагорья он испытал на себе злобную религиозную нетерпимость. В Турции преобладал суннизм, а в Персии жили шииты. И странствующий турок-мусульманин был для мусульман-персов еретиком. Хаджи Рашида преследовали плевками, угрозами, выкриками: "Суннитский пес!"
По дороге в Хиву много беспокойства доставил Вамбери афганец, чудом уцелевший при кровавой расправе, учиненной англичанами. В его глазах хромой дервиш был вражеским лазутчиком, а те, кто его защищали, – слепцами и ротозеями... "Я видел френги-англичан на своей земле! – закричал афганец, и глаза его налились кровью. – Я видел этих собак и говорю вам: в Хиве пытка сделает свое дело и железо покажет, кто на самом деле ваш хромоногий хаджи Рашид! Но великий хан покарает и слепцов, не разглядевших неверного под лохмотьями дервиша!"
"К величайшему моему удивлению, подозрения росли с каждым шагом, и мне чрезвычайно трудно было делать самые краткие заметки о нашем пути... Я не мог даже спрашивать о названии мест, где мы делали остановки". Так хаджи Рашид описывал позднее свои переживания по дороге в Хиву. Это было в мае 1863 года.
Двадцать шесть человек в караване носили почетный титул хаджи за подвиг благочестия, за многотрудное паломничество в Мекку к священному для каждого мусульманина черному камню Каабы. Среди двадцати шести паломников хаджи Билал и хаджи Сали были наиболее почтенными и уважаемыми людьми – это мог подтвердить каждый.
Но разве свет благочестия не исходил и от хаджи Рашида? Кто лучше хаджи Рашида мог толковать Коран? Припадая на больную ногу, он отважился издалека идти для поклонения мусульманским святыням Хивы и Бухары – это ли не подвиг, достойный воздаяния? Хаджи Билал и хаджи Сали поручились за хаджи Рашида, с которым были неразлучны с ранней весны, когда вместе вышли из Тегерана. Хаджи Билал помнил, как познакомился с хаджи Рашидом. Однажды он вместе с другими паломниками зашел во двор турецкого посольства в Тегеране, чтобы пожаловаться на бесчинства властей, берущих непомерные пошлины. Там к паломникам подошел важный господин, который ласково обошелся с ними, расспрашивал так, будто был их братом. Господин сказал, что хочет пойти, как простой дервиш, на поклонение святыням в земли туркмен и узбеков...
Все, кроме афганца, успокоились, и караван по вечерней прохладе продолжал путь к Хиве. Туркменский аул Гюмюш-Тепе был одним из мест остановки на этом тяжелом пути. В Гюмюш-Тепе Вамбери совершенствовался в туркменском языке, именно здесь он раздобыл свиток стихов великого туркменского поэта Махтумкули, который сумел напечатать спустя 10 лет, в том числе и в собственном переводе. В его будущей книге путешествий оказалось немало вдохновенных строк, посвященных туркменскому аулу на каспийском берегу.
А пока же паломники шагали то по ровным, плоским такырам, глинистая корка которых растрескалась от жары, то по песчаным барханам. И так более двух недель. Люди и верблюды уже изнемогали, когда показались крыши одного из селений, окружавших великолепную Хиву. Впервые город принимал сразу столько праведников, побывавших в Мекке. Толпа встретила караван у городских ворот. Паломникам целовали руки. Иные считали за честь хотя бы прикоснуться к их одежде.
Хаджи Рашид, чтобы отвести от себя подозрения, посетил Шукруллах-бея, важного сановника хана. Удивленный бей сам вышел навстречу и, пристально всмотревшись в оборванного паломника, воскликнул: "Рашид-эфенди?! Возможно ли это?"
Сановник заклинал гостя именем аллаха поскорее сказать ему, что побудило уважаемого Рашида-эфенди прибыть в эту ужасную страну из Стамбула, из земного рая, где Шукруллах-бей провел много лет ханским послом при дворе султана и где имел удовольствие видеть Рашида-эфенди совсем в другом одеянии. На это дервиш ответил, что он здесь по воле духовного отца своей секты.
После этого визита дервиша, вернувшегося от сановника, разыскал в келье придворный офицер и вместе с подарком передал приглашение явиться во дворец для благословения хана Хивы.
Хан жил в Ишанкале, своеобразном городе внутри города, где поднимались купола и минареты наиболее чтимых мечетей. Толпа в узких улицах почтительно расступалась перед хромым дервишем. У входа в новый ханский дворец Ташхаули придворные офицеры подхватили его под руки.
Хан, полулежа на возвышении со скипетром в руке, принял благословение дервиша.
"Много страданий испытал я, но теперь полностью вознагражден тем, что вижу красоту вашей светлости", – склонил голову дервиш. Выслушав рассказ о дорожных невзгодах хаджи Рашида, хан вознамерился было наградить страдальца. Но святой человек отказался от денег, сказав, что у него есть единственное желание: "Да продлит аллах жизнь повелителя Хивы до ста двадцати лет!"
Благоволение хана распахнуло перед хаджи Рашидом двери в дома вельмож. Хромой дервиш ел жирный плов с советниками хана или вел богословские споры с самыми уважаемыми хивинскими священнослужителями – имамами.
И еще раз призвал хан к себе хаджи Рашида. Шукруллах-бей успел предупредить дервиша: придворные подозревают, что у хаджи Рашида тайное послание турецкого султана к властителю соседней Бухары. Конечно, хан Хивы хотел бы кое-что узнать об этом...
Но если султан и поручил что-либо хаджи Рашиду, то в Стамбуле сделали правильный выбор: ничего нельзя было выведать у святого человека, далекого от мирских дел.
Хромой дервиш и его друзья, прожив в Хиве месяц, отправились дальше, к святыням Бухары.
Покидая Хиву, хаджи Рашид надеялся, что самое трудное позади. Но он ошибся.
Из Хивы в Бухару в разгар лета обычно идут по ночам. Но спутникам хаджи
Рашида пришлось пересекать пески с возможной поспешностью, сделав выбор между опасностью смерти в пустыне и кандалами рабов. К этому выбору их понудила встреча после переправы через Амударью с двумя полуголыми истощенными людьми. Несчастные рассказали, как едва спаслись от разбойников, налетевших на быстрых конях и разграбивших их караван. Самые робкие в караване решили отсидеться в прибрежных зарослях, а потом вернуться в Хиву. Но несколько человек, к которым примкнул хромой дервиш и его друзья, предпочли идти в пустыню. Они надеялись, что уже на второй день разбойники забудутся, как страшный сон: аллах еще не создал такого коня, который выдержал бы больше суток в этом пекле.
Идти надо было шесть дней. Воды могло хватить на четыре с половиной дня, может быть, на пять. Они это знали. Но, тем не менее, поспешили в путь, чтобы избежать рабства. На второй день пали два верблюда, затем умер самый слабый из путников. Труп оставили в песке. На пятый день, когда уже была близка Бухара, путников настиг смертоносный вихрь пустыни...
Хромой дервиш очнулся в хижине среди незнакомых людей. Здесь жили арабы-иранцы. Богатый хозяин послал их сюда пасти стада овец. Чтобы рабы не вздумали бежать через пустыню, им давали всего несколько кружек воды в день. И последним своим запасом они поделились с попавшими в беду.
Бухара находилась рядом. Хаджи Рашид был у ворот столицы второго из трех больших среднеазиатских ханств, враждовавших между собой и с соседней Россией.
Кокандское ханство считалось сильнейшим. Зато Бухарское особенно ревниво оберегало исламскую правоверность. Тот, кого обвинили в отступничестве от ислама, мог поплатиться даже головой.
Когда паломники приблизились к воротам Бухары, их встретили чиновники бухарского властителя-эмира, заставившие заплатить пошлину. Опросили каждого и записали их приметы.
Хаджи Рашид, бродя по Бухаре, чувствовал, что за ним следят. Он останавливался возле древнего минарета мечети Калян, поднимал глаза, рассматривал тончайший орнамент – и кто-то останавливался за его спиной, делая вид, что тоже любуется чудесным сооружением. Хромой дервиш шел на базар, где купцы торговали в числе прочего привезенным из России дешевым ситцем, где в чайханах стояли огромные русские самовары, а внимательные, цепкие глаза отмечали каждый его шаг.
Хаджи Рашида пригласили в один дом и стали расспрашивать о Стамбуле, – какие там улицы, каковы обычаи? Потом он узнал, что среди гостей хозяина был человек, хорошо знавший турецкую столицу...
Наконец приближенный эмира позвал его для ученого разговора с бухарскими муллами. Хаджи Рашид не стал дожидаться вопросов, а сам обратился к толкователям Корана с просьбой разъяснить ему, стамбульцу, некоторые богословские тонкости: ведь он столько слышал о мудрости бухарских законоучителей! Польщенные муллы, тем не менее, подвергли гостя настоящему экзамену.
После этого испытания хаджи Рашида оставили в покое, и он мог свободно рыться в грудах старинных рукописей, которыми была так богата Бухара. Он побаивался лишь эмира, возвращения которого в столицу ханства ожидали со дня на день. О его жестокости и свирепости ходили легенды. Ведь это он публично казнил своего министра за один неосторожный взгляд на невольницу, прислуживающую во дворце. Впрочем, расслабляться было нельзя ни на минуту. Великий путешественник и разведчик проник в такие места, где христиан убивали сразу, и могло случиться так, что ему не помогло бы даже предусмотрительно сделанное обрезание. Хаджи чуть было чуть было не погорел, заслушавшись венскими вальсами, которые играл на одном из званых вечеров оркестр бухарского вельможи Якуб-хана. Увидев Вамбери, Якуб-хан подозвал его к себе и впрямую заявил: "Клянусь Аллахом, ты не дервиш, а переодетый френги!" Вамбери отговорился буквально чудом. Потом, через много лет, у Якуб-хана спросили "Как же вы догадались?" Якуб-хан ответил: "На Востоке, слушая музыку, никогда не отбивают такт ногой". Этнокультурное различие могло привести к трагедии.
Ну, а встреча с эмиром все же состоялась. Это было в Самарканде, куда хаджи Рашид направился из Бухары.
Самарканд! Почти два с половиной тысячелетия пронеслись над ним, и дух былого великолепия столицы огромной империи Тимура запечатлелся в соперничающих с небесной синью изразцах ребристого купола мавзолея Гур-Эмир, где нашел последнее успокоение завоеватель. Один из собеседников в чайхане за пиалой чая поведал хаджи Рашиду, пригнувшись к уху: "Тимур умер в окрестностях города Отрара, его тело привезли в Самарканд и поместили в саркофаг: Сын Тимура Шахрух, узнав о смерти своего отца, немедленно прибыл в Самарканд из Герата, извлек тело из мраморного гроба и увез в неизвестное место. Нет его тела в мавзолее". Однако большинство не допускали ни малейшего сомнения, что здесь, в Гур-Эмире покоятся останки "Грозы Востока и Запада", того, чье имя при первом же упоминании заставляло трепетать страны и народы от Магриба до Индокитая.
Другим выдающимся архитектурным сооружением средневекового Самарканда была мечеть Биби Ханым. Хаджи Рашид знал ее историю и связанную с ней легенду. Строительство мечети было начато в 1399 году, после победоносного похода Тимура в Индию. По замыслу Тимура мечеть Биби Ханым должна была затмить все виденное им в других землях, поэтому к участию в строительстве были привлечены зодчие, художники, мастера и ремесленники из многих стран Востока. Двести каменотесов из Азербайджана, Фарса, Индостана и других стран работали в самой мечети, пятьсот рабочих в горах близ Пенджикента трудились над добычей и обтесыванием камня и отправкой его в Самарканд. Стройка не была еще закончена, когда Тимур вновь отправился в один из походов. Вернувшись в свою столицу, он тут же поехал посмотреть на новую мечеть: грандиозные здания окаймляли просторный прямоугольный двор. На западной стороне его возвышалась главная мечеть, на северной и южной стояли малые мечети. Обширный внутренний двор был выстлан мраморными плитами и обнесен крытой галереей для богомольцев. Вход во двор был оформлен в виде высокого портала с двумя круглыми минаретами, достигавшими пятидесяти метров высоты. Фасад соборной мечети был также украшен величественным порталом с двумя минаретами. Стены всех помещений снаружи были богато декорированы разноцветными глазурованными кирпичами, образовавшими прихотливый геометрический орнамент и религиозные изречения. Отделка внутренних помещений была еще более роскошной и богатой и состояла из облицовки майоликовой мозаикой, резным мрамором, тиснением на папье-маше, позолоченными узорами.
Казалось бы, чудо! Но известный своими привередливостью и жестокостью одновременно, Тимур остался недоволен постройкой и в гневе приказал арестовать вельмож – Ходжу Махмуда Давида и Мохаммеда Дисельда, возглавлявших строительство, их повесили за каналом Сиаб, у подножия Чупан-Ата.
Народная молва излагала эту историю по иному. Красавица Биби Ханым, жена Тимура, задумала удивить и порадовать супруга. Когда повелитель отсутствовал, находясь в одном из многочисленных военных походов, она созвала во дворец лучших строителей и мастеров Самарканда и предложила им воздвигнуть здание. К работе приступили немедленно. Быстро вырастали стены. Все чаще посещала строительную площадку Биби Ханым. Она торопила главного зодчего, но очарованный красотой царицы архитектор и не думал торопить строителей.
Между тем в Самарканд пришло известие о скором возвращении Тимура. Биби Ханым рвала и метала. Тогда зодчий поставил условие: "Мечеть будет воздвигнута в срок, но... ты, царица, подаришь мне поцелуй". Негодующая царица упрашивала: "Я подарю тебе любую из моих рабынь, по твоему выбору. Почему ты смотришь только на меня? Посмотри на эти крашеные яйца, они разных цветов и нисколько не похожи друг на друга, но если их разбить, то разве они чем-либо отличаются друг от друга? Таковы и мы – женщины".
Но зодчий настаивал: "Я отвечу тебе. Вот два одинаковых бокала. Один из них я наполню прозрачной водой, другой белым вином. И теперь они похожи друг на друга, но если я притронусь к ним губами, то один меня обожжет, словно расплавленным огнем, а другого я и не почувствую. Такова любовь".
Тимур уже приближался к Самарканду, страху Биби Ханым не было предела. Так долго лелеянный сюрприз повелителю оказался под угрозой. Царица не могла допустить этого. К тому же, как гласит легенда, зодчий был молод и красив. И она соглашается. Зодчий склонился к прекрасной Биби Ханым. В последнее мгновение она попыталась заслониться ладонью. Но поцелуй был столь страстен, что жар его проник сквозь руку красавицы и оставил на ее щеке пунцовое пятно.
Спустя всего лишь несколько дней Тимур вступил в город. Перед его взором поднялись купола и минареты, удивляя своим великолепием и чарующим блеском.
Но радость его была омрачена. Увидев на лице Биби Ханым след поцелуя, он впал в ярость. Биби Ханым рассказала все Тимуру. По велению "Железного хромца" стражники бросились разыскивать зодчего, чтобы предать его смерти. Спасаясь от преследователей, зодчий со своим учеником поднялись на минарет мечети. И когда стражники взбежали по бесчисленным ступенькам за ним наверх, они нашли лишь одного ученика. "Где архитектор?" – спросили они. – "Учитель сделал себе крылья и улетел в Мешхед", – ответил тот.
Такова легенда. История же не знает имени Биби Ханым. Известно, что старшую жену Тимура звали Сарай-Мульк-Ханум.
Самаркандские собеседники хаджи Рашида сравнивали мечеть по красоте и сиянию с Млечным путем; другие называли ее "заповедной", а молитву, совершаемую в ней, "молитвой страха ". Но были и такие, у кого росписи и богатства Биби Ханым вызывали осуждение. "Слыхал я, что мечеть, построена на средства, добытые путем несправедливым, но, хвала аллаху, не находить сочувствия, как женщина, кормящая сирот на средства, добытые распутством. Горе тебе! "
Здания, окружающие Регистан, одну из красивейших площадей Востока, напоминали об Улугбеке, просвещенном внуке Тимура, при котором в Самарканд отовсюду стекались историки и поэты, астрономы и математики. И здесь хаджи Рашид услышал поучительную историю, передававшуюся людьми из уст уста. Сын и наследник Улугбека, отдавший своего знаменитого отца на расправу реакционным муллам, муфтиям и улемам, узнав о его трагической гибели во время путешествия в хадж в Мекку, даже не поинтересовался, что сделали с обезглавленным телом его отца и великого ученого. Ведь Улугбека в крайней спешке, кое-как, постыдно небрежно закопали на кладбище селения, где он был зверски убит страшным ударом сабли, которым убийца отсек ему голову с такой силой, что, по описанию летописца, она отскочила в другой угол двора. Вся мерзость этого преступления столь поразила современников, что когда по приказу правителя Мавераннахра, пришедшего на смену сыну, беспощадно убравшему со своей дороги отца, прах Улугбека перенесли в Гур-и-Эмир, то на надгробии высекли надпись с упоминанием, что ученый погиб от руки отцеубийцы.
Самарканд оставил неизгладимые впечатления. И после короткой встречи с эмиром бухарским, бывшем в Самарканде проездом, хаджи Рашид покинул священный для мусульманина город.
Еще полгода хаджи Рашид путешествовал с хаджи Билалом и с хаджи Сали. Слезы были на глазах у дервиша, когда он в последний раз обнял друзей. Они так и не узнали, что с ними по ревниво оберегаемым от неверных святым местам ходил не дервиш, не турецкий эфенди, а френги, европеец по рождению и духу, человек, отрицающий всякую религию, да еще и еврей по рождению!
В его лохмотьях хранился паспорт на имя хаджи Мехмед-Рашид-эфенди. Но паспорт был таким же прикрытием, как всклокоченная борода дервиша, скрывавшая черты человека, которому в то время едва перевалило за тридцать лет. Чалма дервиша прикрывала голову тесно связанного с Венгерской Академией наук знатока восточных языков и уникального британского разведчика Арминия Вамбери, от природы обладавшего редким даром перевоплощения.
Лингвистические исследования прославили Арминия Вамбери. Но в поисках прародины венгров он не нашел верного пути. Ему не нужно было отправляться туда, где, по его словам, "слушать считается бесстыдством, где спрашивать – преступление, а записывать – смертный грех". Общей прародиной предков венгров, ханты, манси было, вероятно. Южное Приуралье. В своих исследованиях Вамбери выполнял заказ английских правящих кругов. Тем не менее, в своем "Путешествии по Средней Азии из Тегерана через Туркменскую пустыню по восточному берегу Каспийского моря в Хиву, Бухару, Самарканд, предпринятом с научной целью, по поручению Венгерской Академии в Пеште, членом ее А. Вамбери", британский разведчик Вамбери, которого чрезвычайно трудно заподозрить в русофильстве, в частности, писал: "Русское образование и культура ловкой рукой была пересажена в Среднюю Азию, в эту крепость дикого фанатизма, алчности и тирании. Завоевание русскими Туркестана было счастьем для населения этой страны. В этом должна сознаться даже Англия". Среди достоинств собственно мусульманского мира Вамбери отмечал "искренность в вере, вызывающую уважительные размышления об истинности Ислама... преклонение младших перед старшими... общение мужей с женами не всякий час, а лишь по прихоти мужа" и "величайшее чудо – баня!" Вамбери писал: "...в жарком климате традиция многократных омовений не есть только исполнение святого обета быть чистым в мечети, но и бытовая традиция, спасающая целые страны от многих болезней".
Став профессором восточных языков, Вамбери предпочитал путешествовать лишь в удобных экипажах, в купе спальных вагонов, в каютах первого класса. Демонстративно расставшись с родиной, где его, дескать, недостаточно оценили и вознаградили, Вамбери переселился в Лондон, с которым уже давно поддерживал тесные связи. Он занялся политикой и уже открыто считался специалистом по "восточным и русским делам". Вчерашний хромой дервиш, в знак его заслуг перед Великобританией, был награжден орденом Королевы Виктории. В том же своем "Путешествии по Средней Азии" Вамбери провозгласил и новую геополитическую доктрину – пантюркизм, основывающийся на приоритете этнической общности и происхождения турок и других тюркских народов, был изобретен отнюдь не турками и не тюрками: впервые его синтезировал как глобальную политическую идею именно Арминий Вамбери, венгерский еврей-эмигрант, ученый и путешественник, работавший на британскую разведку. Кроме прочего, он путешествовал по Средней Азии под видом суфия с целью объединения вокруг турецкого султана всех антироссийских сил. Вамбери писал: "Турецкая династия, оплот Османского могущества, создала из многих элементов на основе общего языка, религии и истории империю, простирающуюся от берегов Адриатики до самого Китая, более могущественную империю, чем ту, что собрал Романов из самых разнородных и разрозненных материалов. Анатолийцы, азербайджанцы, туркмены, озбеги, киргизы и татары должны войти в единое целое могучего турецкого колосса, что позволит ему на равных померяться силами с северным соперником". Дело в том, что в стамбульский период своей жизни, Вамбери был еще и наставником будущего лидера младооттоманского заговора Мидат-паши, который в 1876 году захватил власть в Оттоманской империи. Захватил власть для реализации этой пантюркистской программы, программы спасения уже перевалившей за пик своего могущества и шедшей к упадку империи. Эта же программа в основных своих принципах оставалась доминирующей в идеологии младотюрков уже в начале XX века.
Впрочем, нельзя отнять и того, что Вамбери проявил себя дерзким и умелым путешественником, повлиявшим на многих последующих исследователей Востока. Многие европейцы, прочитав его книги, увлеклись странами Востока, стали изучать Коран и готовить себя к путешествию в неведомые страны. В быстро завоевавших широкую популярность книгах, написанных после путешествия в Среднюю Азию, Вамбери подробно рассказал о превращении в дервиша и о том, что заставило его решиться на этот рискованный шаг. Рассказал он и о своей молодости. Люди в начале XX века, зачитывающиеся его книгами, были уверены, что их автор погиб в какой-нибудь новой, отчаянной дерзкой экспедиции. Между тем после своих необыкновенных приключений на Востоке он прожил еще полвека. Путь, пройденный молодым Арминием Вамбери в лохмотьях дервиша, навсегда остался одним из самых удивительных и дерзких маршрутов в истории путешествий. Вот так одно-единственное открытие или деяние может обессмертить имя человека.
Отредактировано TonkiyHod (2005-12-13 13:42:09)